«Я до сих пор помню русские слова и фразы. Называю это «русским для таксистов» – когда вы можете завести разговор о футболе с любым случайным водителем, – говорит Малхолланд. – На самом деле, многие комбинации гласных, используемые в вашем языке, схожи с индонезийской Бахасой (Малхолланд прожил 17 лет в Джакарте). Долгое время это было проблемой: я путался в словах, плававших в моей голове, когда нужно было общаться на индонезийском. И в конце концов стал использовать это как оправдание: «Понимаете, русские слова вытесняют мою Бахасу». Местные, конечно, не верили, тогда я цитировал им стихотворение Пушкина «Я вас любил…» Меня этому научила подруга бывшей жены».
Все началось в 1985-м, когда Михаил Горбачев стал рулить Советским государством. Молодой политик обещал гражданам социализм с человеческим лицом и произносил слова вроде «гласность» и «перестройка». Позже предприниматель Арманд Хаммер повторил их в программе «Вечернее шоу Джонни Карсона». Он рассказал, что в Кремле появился новый прогрессивный человек, а СССР и США пора подружиться и начать культурный обмен.
Одним из тех, кто смотрел тот эфир, был 21-летний студент Дейл Малхолланд. Американец с детства интересовался футболом и даже видел матч киевского «Динамо» в Сиэтле, а потому слова Хаммера его потрясли. В сознании парня пронеслась дикая для того времени мысль – обмен футболистами! Еще через секунду Малхолланд решил, что должен сам ехать в Советский Союз.
Дальше произошло настоящее сумасшествие. Дейл обратился к людям из «Атланты Хокс», игроки которой гастролировали по СССР и удивлялись, что советские баскетболисты пьют водку как воду. В клубе НБА Малхолланда связали с Вячеславом Гаврилиным, отвечавшим в Госкомспорте за международные связи. Получив сообщение из США, чиновник настолько удивился, что даже ответил: идея Дейла показалась ему неплохой, но преждевременной.
Малхолланд все равно обрадовался. Весь следующий год он атаковал письмами конгрессменов, сенаторов и в конце концов привлек внимание ЦРУ, заподозрившего Дейла в чрезмерных симпатиях к коммунизму. «Я не был заинтересован в том, чтобы встретить этих людей снова. Моей идеологией был футбол – чистый и простой», – говорил Дейл.
В ожидании развязки Малхолланд решился на отчаянный шаг – рванул на Олимпиаду в Сеул, где прорвался на базу советской сборной и потребовал личной встречи с Гаврилиным. Но ничего нового он не услышал – «еще не время».
Настоящий прорыв случился в 1989-м: в Такому, родной город Дейла, приехал московский «Локомотив». Команда Юрия Семина играла в турнире с пафосным названием Кубок мира (мир в данном случае – это не планета, а мир, дружба и жвачка) и влетела кому-то там со счетом 3:7. А Малхолланд разглядел в Александре Головне игрока, способного влюбить в себя Америку – он сравнивал его с артистом балета Михаилом Барышниковым, сбежавшим из СССР в 1970-е. Идеальный вариант для обмена.
В Такоме Дейл поговорил с Семиным и Головней и решил, что сделка реальна. Окончательно ее приблизило падение Берлинской стены и Игры доброй воли в Сиэтле, во время подготовки к которым Гаврилин наконец сказал «да». На стыке 1980-х и 1990-х Малхолланд вылетел в Москву через Белград, чтобы поселиться в доме у агента, который помог ему с визой. Там он впервые столкнулся с советской действительностью.
«Когда я пошел в ванную, заметил на полках товары с американскими этикетками, – рассказывал Дейл. – Сначала я обрадовался, но, взяв один из флаконов, увидел, что он пуст. Как и все остальные. Они все были пустыми… Я понял, что это обман и желание возвысить свой статус. Мои глаза наполнились слезами, а к горлу подступил комок. Это был первый урок, который я получил в Союзе».
Второй урок – «Локомотив» того времени был серой командой, болтавшейся между первой и второй лигами. Но это был единственный клуб, в котором Дейл кого-то знал. Малхолланда привезли в квартиру к Семину, который со смехом в голосе предложил американцу прийти на тренировку и показать, что он умеет. Тест прошел удачно – и Дейл остался в команде.
О первом появлении Малхолланда в «Локомотиве» рассказывал Игорь Чугайнов: «Было неожиданностью, когда он при лежащем снеге вышел на тренировку в одних трусах. Мы спрашивали: «Вы кого нам привезли – он с Северного полюса, что ли?» Минусовая температура, все в болоньевых куртках и штанах – а ему жарко».
«Мы не видели сахар уже полгода»
Чугайнов назвал Дейла бойцом, который не боялся стыков, но сказал, что характер у американца был не самый простой. Спустя 27 лет нашел самого Дейла и расспросил о том, каким ему запомнился Советский Союз:
– Во времена СССР возможности иностранцев познакомиться с вашей культурой ограничивались маршрутом для туристов: музеи, театры, мавзолей Ленина… Мало кто мог пожить среди местного населения и тем более проехать страну от Брянска до Нальчика, от Кишинева для Тюмени, как это удалось мне.
Я получал зарплату в рублях, ел, пил и жил, как любой другой человек в СССР. У меня не было чувства страха – 99% людей, с которыми я сталкивался, презрительно относились к политической системе и тем, кто занимал в те годы высокие должности. У каждого из советских людей было смешное замечание о власти, обществе и культуре.
– Был момент, когда вы почувствовали себя советским человеком?
– О да. Представьте: вам хочется испечь торт. Вы берете муку и разрыхлитель вместе с парой яиц, которые вам дал сосед. Смешиваете, а когда собираетесь добавить сахар, понимаете, что сахара у вас нет. И меда тоже, и вообще никаких подсластителей. В целом комплексе ни у кого нет сахара или чего-то подобного. А ваша теща говорит: «Мы не видели сахар уже полгода!»
В итоге вы надеваете всю теплую одежду, какая у вас есть, и идете в магазин. Но вместо сахара находите масло – так получилось, что сегодня в магазины «Молоко» привезли его. И вот вы покупаете 20 килограммов масла, чтобы поделиться с семьей и друзьями. Это одна из типичных историй того времени.
А вот другая: когда я выучил кириллицу, то мог читать вывески и знал, где что продается. Как-то раз возвращался с тренировки и остановился около магазина с надписью «Сок». В тот день все стеллажи были заставлены бутылками. Я купил 16 штук и повез домой к теще – это недалеко от стадиона «Динамо» на Ленинградском проспекте. Радостно ворвался в квартиру, чтобы показать находку. Кричал: «У нас полно яблочного сока! Может быть вернуться и купить еще?». И тут теща открыла сумку и с легкой усмешкой сказал: «Нет, мой мальчик, это не сок, это уксус». Вот так я решил вопрос с уксусом на несколько лет вперед. Мы пытались его отдать, но у других этого добра тоже хватало.
– Что еще доставляло дискомфорт?
– По моему опыту, единственное место, где могло быть так же холодно, как в Москве, – это Корея. Только корейцы обогревали дома кусками угля в специально сконструированных печах, а в СССР просто напяливали как можно больше одежды. Это было необходимо, чтобы победить центральное отопление, которое, казалось, все время поддерживало температуру 52 градуса по Фаренгейту (11 по Цельсию). Обогреватели в старой гостинице «Локомотива» (недалеко от стадиона) только ее и выдавали. Высушить гетры при такой температуре было невозможно. А единственный способ согреться – ощутить тепло кого-то еще, поэтому, наверное, в моей жизни появилась Катя. Она была теплой, очень. Я был женат на Кате пять лет, мы развелись в США в 1996-м.
– Как вы познакомились?
– Наша первая встреча получилась смешной: официальные лица «Локо» приставили ко мне бывшего афганца, который охранял меня в первые месяцы, пока я занимался бумажными вопросами. Алекс забирал меня и, после того, как дела были сделаны, спрашивал, хочу ли я повеселиться. Я всегда отвечал: «Конечно, пойдем в оперу или театр». У бедного парня был менее чем нулевой интерес ко всему этому.
Однажды он придумал, как избежать мучений – сказал, что знает студентку, которая учит немецкий язык и может заинтересовать меня чем-то, кроме культуры. Мы поехали в институт иностранных дипломатов, там я увидел ее – и все! Семин пытался отправить меня на свидания с симпатичными русскими женщинами, но я просто думал только о том, как пойти куда-нибудь с Катей. Мы разговаривали по-немецки около шести месяцев (в середине 1980-х Дейл поиграл в низших лигах ФРГ), пока она окончательно не овладела английским. К моменту, когда я подписал контракт с чешской «Дуклой», она уже свободно говорила на инглише.
– Про какие русские традиции можете сказать: я это попробовал?
– Живя в СССР, я ни от чего не отказывался. Пробовал все, в том числе водку! За столом я держался наравне со всеми, и Катя получала восторженные отзывы о том, как легко ее муж справляется с выпивкой без явных признаков пьянства. Икра? О да, я люблю только русскую икру. Все остальное – низкосортные подделки. А уж когда я узнал, что такое русская парная, впервые ощутил себя «вне тела». И почувствовал, что средневековые пытки могут быть приятными. Я до сих пор могу попариться в сауне, если есть такая возможность.
«Оставь американца, он единственный, кто может забить»
– Мне просто хотелось быть в центре событий, – продолжает Дейл. – Я не переживал, когда на 45-тысячном стадионе было только 5 тысяч зрителей, я думал о футболе как об искусстве. Головня водил меня на разные матчи и указывал на лучших игроков с каждой стороны. А я их изучал. У «Спартака» был Мостовой, у «Торпедо» – братья Савичевы, и это единственное, что могло заставить меня пожалеть о контракте с «Локомотивом». Я видел, как Мостовой дирижировал игрой, и думал: мы с ним должны быть в одной команде. Другой футболист, который меня поразил – Андрей Канчельскис. Когда мы с Головней пошли на матч «Спартак» – «Шахтер», я увидел этого особенного парня. А вскоре его подписал «МЮ».
Юрий Гаврилов был одним из тех, о ком говорят «глаза на затылке». Он никогда не паниковал. Как бы плотно его не опекали. И всегда делал правильный выбор, в отличие от других игроков. Всегда. Я хотел быть таким. Думаю, то, что в Америке называют «хорошо воспитанным джентльменом», применимо к Юрию. Из тех, с кем я сталкивался, схожими способностями обладали только Алан Хадсон (бывший игрок «Челси» и «Арсенала», в начале 1980-х приехавший в Америку) и Гордон Коуэнс, экс-звезда «Астон Виллы» и «Бари». Это мой любимый тип игроков. Я хотел быть похожими на них.
– Получалось?
– Валерий Филатов (помощник Семина и будущий президент «Локо») и сам Семин подшучивали надо мной: «Ты как бразилец из 1970-х». Просто я хотел играть в техничный футбол. И, как большинство игроков, не желал уходить с поля. Во вторых таймах я всегда поднимал голову, чтобы посмотреть: не собирается ли кто-то из игроков атаки заменить меня? Если я видел, что один из них разминается, бежал к Семину и делал смешные заявления, почему он, черт возьми, меня меняет. Болельщикам нравились такие моменты – они в них тоже участвовали. Кричали: «Оставь американца, он единственный, кто выглядит так, будто может забить». Но для Семина это не было проблемой. Я думаю, он действительно наслаждался вниманием и справлялся с моей неопытностью.
Все это происходило за полтора десятилетия до того, как лондонский «Арсенал» стал чемпионом Англии в самом изысканном стиле, который я когда-либо видел. Я чувствовал, что мы можем играть так же технично и при этом давать результат. Но, конечно, Семин в первую очередь требовал от нас побед.
Я счастлив за Юрия и рад видеть, что он по-прежнему в деле. У Семина хорошее чувство юмора, когда он улыбается, вся комната озаряется светом. У него действительно есть харизма. Но я только сейчас понимаю, что тренер должен взаимодействовать с руководством, прессой и фанатами, а не просто идти на поводу у игроков…
Семин – один из тех, кто может справиться с этим давлением и даже выйти на следующий уровень, как было в киевском «Динамо». Не знаю, может быть, ему нужно заставить своих агентов заглянуть в Бундеслигу или АПЛ. Его английский очень хорош, особенно после того, как он поработал в Новой Зеландии. Сколько ему сейчас лет?
– 70.
– Да ну, бросьте! Ему всегда будет 49, Семин не может быть старым.
«Поездка в Новую Зеландию была величайшей»
Главное воспоминание Игоря Чугайнова об американском одноклубнике связано с поездкой в Новую Зеландию: «Помню, как во время турне Малхолланд нашел на столе пачку обратных билетов и очень удивился, что они абсолютно бесхозные. Подошел к Хасану Биджиеву (вратарю «Локомотива»): «А что, мы никуда не летим? Билеты выбросили». Никто, конечно, ничего не выбрасывал – просто забыли. Мы тогда часов 20 провели в воздухе, голова не соображала».
– В 1990-м мы ездили по всему Советскому Союзу, – вспоминает Дейл. – И все гостиницы того времени были идентичны. Некоторые места в городах тоже выглядели одинаково, независимо от того, как далеко от Москвы мы уехали. Пару раз я реально заболел от этих поездок. В конце года зоб в области шеи на месяц вывел меня из строя, но я радовался возможности остаться дома с Катей и поддержать форму с Владимиром Петровичем (Коротковым, ассистентом Семина).
Вокруг была молодежь и резервисты, которые восстанавливались после травм. Мы могли не возвращаться в Баковку, как это было обычно. Иногда тренировались на стоянке недалеко от гостиницы «Локо», выполняли упражнения прямо на асфальте! В других случаях мы шли в лес и отрабатывали там интервальный бег. А временами тренировались в спортзале «Локо», где половицы поднимались от сырости. Приходилось обводить их, это был уникальный опыт.
– Почему вы так мало играли за «Локомотив»?
– Какой-то из русских журналистов недавно написал, что я провел только 8 или 9 игр. Но это не так: я играл почти каждый раз, когда начинал матч в запасе, или вообще выходил в старте и проводил на поле 60-70 минут. Хотя правда, что Семин редко давал мне сыграть полный матч. 90 минут я отбегал восемь или девять раз, это да. Но я играл во всех матчах, когда мы рубились в международных турнирах. А если добавить к этому Кубок и товарищеские матчи, получится, что «Локомотив» провел в том сезоне 50-60 игр.
Я был слишком незрелым. Мне нужен был кто-то, кто мог за мной приглядывать. Хасанби Биджиев изо всех сил старался помочь. Когда мне казалось, что болельщики постоянно на меня орут, и я уже собирался послать их, Хасик объяснил мне, что все наоборот – я им нравлюсь. Мы стали лучшими друзьями и остаемся до сих пор. Каждые пару месяцев мы переписываемся в WhatsApp. Он умнее меня, хотя мой опыт более разнообразен – я 30 лет пинаю мяч в разных уголках планеты.
– С кем еще вы общались?
– Когда мы узнали, что Хасик свободно говорит на английском, он сразу стал моим переводчиком и объяснял тонкости СССР. Но некоторые игроки тоже говорили – например, другой вратарь Вацловас Юркус или Александр Головня, который потом уехал в Америку. Еще я использовал немецкий – несколько человек знали его достаточно хорошо. На самом деле, почти все одноклубники по «Локомотиву» пытались говорить по-английски, но Хасик их высмеивал.
Поездка «Локомотива» в Новую Зеландию была величайшей. Пресса так сильно интересовалась моей историей, что каждый день публиковала ее в какой-нибудь газете. Это раздражало, ведь мы отправились в тур посреди сезона. Помню, я даже извинялся перед Семиным. Но никогда не отказывал журналистам – даже если они неправильно писали мое имя.
Из-за того, что я был носителем английского языка и просто из чувства долга я взял на себя все обязанности, включая стирку и сушку нашей формы в прачечной. Мы с Хасиком (Биджиевым) одновременно были гидами, менеджерами по обслуживанию, продавцами икры и других безделушек из СССР, а также селебрити.
Все заграничные поездки проходили по одному сценарию. Как только мы заселялись в отель, ребята собирали банки с икрой и назначали представителя, который шел в лучший ресторан и менял их на местную валюту. В дело шло все: самовары, украшения из янтаря, матрешки… Даже старые советские знамена и пропагандистские материалы. Советские таможенники в недоумении смотрели на этот хлам, но для иностранцев он был экзотикой. Хасик очень умный, он в одно мгновение превращал 10 долларов в сотню. На эти деньги игроки покупали товары, недоступные в Москве.
Но мое главное воспоминание о Новой Зеландии – это даже не гол в матче открытия, а то, что школа в Окленде позвала нас на встречу с детьми. Мы с Хасиком были тронуты, когда весь класс встал, чтобы спеть песню Eternal Flame («Вечное пламя») группы Bangles. Это было прекрасное исполнение. Хасик несколько раз вспоминал эту историю, для футбольной поездки она была чем-то особенным.
«Безмозглый Недвед бегал по полю, как собака»
Малхолланд рвался в Советский Союз несколько лет, но провел в «Локомотиве» только сезон. Страна разваливалась, лучшие игроки подписывались клубами из топ-лиг. Дейл вернулся в Америку, потом пристраивался в Англии, но в итоге продолжил трип по Восточной Европе. В загребском «Динамо» он застал распад Югославии. Малхолланд почему-то был уверен, что Сербия и Хорватия быстро помирятся, и отказывался уезжать, даже когда агент прислал за ним такси из австрийского Граца.
А в пражской «Дукле», где его пытались кинуть на деньги, Дейл поставил свечку за упокой Чехословакии. Там он играл с молодым Павлом Недведом, которого называет «безмозглым игроком, бегавшим по полю, как собака, и пулявшим по воротам с любого места». «Я был поражен, что «Спарта» захотела его. Еще больше меня поразило, что он поехал на Евро-96 и даже получил игровое время. Я был в шоке, когда Недвед уехал в «Лацио». У меня почти случился сердечный приступ, когда его купил «Ювентус». И я чуть не умер, когда он получил «Золотой мяч», – рассказывал Дейл.
В конце первого сезона в «Дукле» Малхолланд сломал лодыжку, а клуб расценил это как повод не платить ему деньги. Дело закончилось грандиозным скандалом, Дейл уехал в США и возродил там любимый клуб детства – «Сиэтл Саундерс», уничтоженный в 1983-м. Но Россия из его жизни не ушла.
«Я вернулся в Россию на полгода в 1996-м и начале 97-го, – вспоминает Дейл. – Это было время казино. Я на себе ощутил происходящие изменения. Коммерциализация прошла успешно: рекламные щиты возвышались над горизонтом, повсюду виднелись западные бренды. И никто не хотел брать рубли – доллар тогда решал. Я даже побывал на концерте Майкла Джексона на стадионе «Динамо». Фанаты были настолько любезны, что мы без проблем прошли к самой сцене. А еще я видел в Москве Тину Тёрнер».
«Нашу франшизу называли лучшей в мире»
В конце 1990-х Дейл отправился за приключениями в Индонезию. И остался там на 17 лет, поработав едва ли не на всех уровнях местного футбола. Самый необычный экспириенс связан с работой в академии лондонского «Арсенала».
– Инвесторы из «Арсенала» сами пришли ко мне и фактически потребовали, чтобы я стал гендиректором. В то время мы работали в собственной школе, она называлась Euro Soccer Excellence. У нас было около 100 учеников и лучшие условия в Индонезии. «Арсенал» просто поглотил уже существующий клуб и нанял нас управлять им. До этого я был сосредоточен на коучинге, поэтому чувствовал себя неквалифицированным, чтобы справиться с работой гендиректора, и хотел, чтобы они взяли моего делового партнера Марвина. Это был ультиматум: «Если вы хотите меня, то возьмите и его». В итоге я стал директором по коучингу, и это был лучший вариант.
Потом я отобрал лучших иностранцев из бывших игроков. Это было легко – все они играли в одной команде со мной, которая называлась «Странники». Так что я просто выбрал лучших одноклубников, которые нуждались в работе, и обучил их. Со мной работали бразильцы, итальянцы, англичане, сингапурцы и еще полдюжины национальностей, группы с 4 до 20 лет. Бывший капитан сборной Камеруна Жюль Дени Онана, например, тренировал старшую молодежную команду (16-19 лет). Уровень был высочайший: Пол Шипрайт, возглавлявший школы «Арсенала» в Великобритании, называл франшизу в Индонезии лучшей в мире.
В течение четырех лет я был директором по коучингу и главным тренером, а последние два года контракта, уже получив необходимые опыт и уверенность, – гендиректором. Мы расширились до того, что на момент моего ухода у нас было больше 700 учеников.
– И что же случилось?
– Как видите, получить франшизу было несложно, но у «Арсенала» строгие требования к тому, кого он назначает. Я получил все необходимые лицензии и, без сомнения, был самым квалифицированным тренером в стране – наряду с камерунцем Джаном Сандеем. Он занимался клубами первого дивизиона, а я пошел в молодежный футбол. В конце концов, я убедил его присоединиться к системе «Арсенала», а потом, когда пришло время сосредоточиться на других проектах, он меня заменил.
В этот момент индонезийским владельцам снесло крышу. Они обрадовались, что доступ к банковским счетам открыт, и начали выкачивать деньги из бизнеса: оформляли себе фиктивные кредиты и сделки с компаниями-однодневками, которые лопались сразу после оплаты. Это продолжалось до тех пор, пока они не обанкротили франшизу, внезапно осознав, что у них нет денег даже на выплаты тренерам и персоналу.
Угадайте, к кому они обратились за помощью?
– К вам?
– Я не мог в это поверить: они реально хотели, чтобы я прикрыл их, пока они не найдут новых инвесторов, чьи деньги также украдут! За два года было уничтожено все, что мы создали. Когда я уходил, можно было говорить о какой-то рентабельности. Они присвоили себе 200 тысяч долларов и ушли в минус еще на 300 тысяч! Это были три парня из восьми членов совета директоров, но они разрушили всю структуру и до сих пор должны мне 10 тысяч долларов.
В одно воскресное утро в августе 2015-го мне позвонил бывший член совета директоров и попросил прийти на поля, которые они использовали – поговорить с родителями и учениками. Когда я туда добрался, увидел, что сотрудников и тренеров нет – все ушли из-за многомесячной задержки зарплаты. Менеджер комплекса сказал, что владельцы используют поля в кредит и больше года не оплачивают счета. Я провел последнюю тренировку с молодежью, а потом собрал родителей и объяснил ситуацию. Закрыл проект. Все, конец истории. После того, что случилось, владельцы боялись показать свои носы. В Индонезии много таких клоунов, они понятия не имеют, как вести и развивать бизнес.
«Россия, ты еще обо мне услышишь!»
– Чем вы занимаетесь теперь?
– Федерация футбола 1 на 1 – дело всей моей жизни. В конце концов, игра сводится к одной-единственной вещи – способности обыграть соперника в каждой конкретной ситуации. Великий Алекс Фергюсон говорил об этом еще в 2005-м, когда Моуринью неожиданно бросил вызов Большой красной машине Манчестера. Репортеры хотели узнать, кто завтра выиграет матч, и Ферги ответил: «Тот, кто выиграет больше битв 1 в 1». В Германии также сосредоточились на совершенствовании навыков игроков, и это только несколько подтверждений тому, что я узнал 30 лет назад в колледже. В игре 1 на 1 есть скрытый потенциал, чтобы соперничать в популярности с обычным футболом. Забудьте про пляжный футбол, шоубол и футзал. Все они связаны с футболом, но только игра 1 на 1 строится на двух основных компонентах, за которые мы любим эту игру, – дриблинге и голах. Это и есть ключ к успеху.
– Как вы это придумали?
– Все началось в Индонезии. Через пять лет управления собственной школой мой партнер Марвин предложил прогрессивную систему поясов – как в боевых искусствах, где вы должны овладеть определенными навыками, чтобы перейти на следующий уровень. Идея казалось мне нелепой, но результаты превзошли ожидания – техническая готовность игроков улучшалась с самой большой скоростью, которую я когда-либо видел. Система SuperSkills стала нашим секретом, «Арсенал» это признал и захотел выяснить, что именно мы делаем. Но в то время мы еще экспериментировали, поэтому я не спешил раскрывать информацию для широкой публики.
– Что было дальше?
– Позже я добавил к этому матчи 1 на 1. И увидел, что развитие игроков проходит в ускоренным темпе. А сами ребята влюблены в эту игру, обычно мы проводили ее в конце тренировок. На данный момент нам удалось подготовить минимум 19 игроков из Сингапура и Индонезии, которые пробились в юношеские, олимпийские и взрослые сборные. Еще 12 имеют профессиональные контракты, а более 25 поднялись на университетский уровень.
Футбол 1 на 1 – это масштабный проект, которому я посвящаю жизнь. Хочу превратить его в жизнеспособный вид спорта, чтобы игроки могли стать профессионалами и хорошо себя чувствовать. В конце концов, я найду подходящих русских, и мы организуем Российскую федерацию футбола 1 на 1. Так что, Россия, ты еще обо мне услышишь!
Оригинал статьи: Eurosport.ru
